Творческая гостинная

Рандеву в Вечности

Как-то Вселенский Разум присел на звездную россыпь и задумался о Гармонии. Мимо пролетали кометы. В носу першило от звездной пыли.

«Все есть, — думал он.- Но чего-то не хватает…»

В тот же миг к его удивлению звезды стали перемигиваться гораздо многозначительнее. Он оглянулся и увидел, как на космической колеснице по Млечному пути мимо него проплывает Божественная женственность в искрящемся одеянии. Позади длинного шлейфа по Небытию ритмично расплескивался дивный свет.

«О! – подумал Разум. – Именно то, что мне нужно!»

— Эээ…- неуклюже протянул он, обращаясь к Женственности. – Мы с вами где-то встречались? – в горле першило, что-то неистово забилось в груди.

— Не совсем… — ответила Женственность голосом из серебряных колокольчиков.

— В таком случае, разрешите представиться: я – Разум.

— Я рада, что вы есть, — пролился волшебный голос. – Я – Женское начало Бога…

— Гм, гм…- откашлялся Разум. — Нет слов, как мне приятно… Куда путь держите?

— …Следую Божьим законам.

— Как это? – заинтересовался Разум.

— А вот, — прозвенела Женственность и грациозно повела кистью прекрасной руки – тут же в обозримых просторах Вселенной космической пыли как небывало.

— О! – воскликнул потрясенный Разум. – Волшебно! У меня как раз на нее аллергия…

— Я знаю… — прозвучал колокольчик.

— Откуда? – приятно удивился Разум.

— Вы всегда чихаете, как присядете на звездную россыпь.

— Так значит, мы все-таки встречались?

— Не совсем. Вы обычно бываете так погружены в свои мысли, что не замечаете ничего вокруг… Я только проходила мимо… много раз…

— А пыль? Вам раньше не хотелось ее… убрать?

— Это претензия?

— О, нет! Что вы! Что вы! Просто по законам логики… если вы знали, как я мучаюсь…

— Простите, мне пора… — засобиралась Женственность.

— Я не хотел вас обидеть! Честное слово!

— Я знаю. Но законы логики не всегда совпадают с Божественными…

— Понимаю… Еще раз простите…

— Вы не виноваты. Так устроен любой разум…

— Нет! Вы меня не поняли!

— Куда мне!

— О, Господи! Да погодите же! Выслушайте меня! Вы появились – и я будто поглупел! Мне так много нужно вам сказать!

— Не волнуйтесь так… – ответила Женственность. – Я здесь, и я слушаю…

— Я… — Разум запнулся. – Я хотел…словом… этого словами не скажешь.

— Я знаю… — прозвенела Женственность. – Я всегда хотела помочь… все это выразить… Поэтому у меня родилось Искусство…

— Да? У вас есть дети?.. Только, ради Бога, не поймите превратно! Я просто поражен… Вы так прекрасны!.. Так молоды!.. В вас есть то, что я искал всю жизнь! Я никуда не отпущу вас! Вы останетесь со мной навсегда! Я буду любить ваших детей!!! Сколько их у вас? Двое? Пятеро? Всех, всех буду любить! Я уже люблю их!

— Я знаю… — засмеялась Женственность. – Но так много усилий не требуется… Не надо ничем жертвовать.

— Простите… я, кажется сошел с ума…

— Нет, просто вы… остановились… И присели на звездную россыпь, — прозвенели колокольчики.

Разум улыбнулся в ответ.

— Я же много раз сидел здесь… ничего не понимаю… А вы… вы много раз проходили мимо…

— Не стоит корить себя. Вы были заняты важными делами. А я — свободна… Могу ждать Вечность…

— Нет! Никаких Вечностей! Я хочу, чтоб вы были моей! Немедленно!

Женственность удивленно подняла брови. Разум спохватился:

— Я хочу сказать — довольно! Хватит все валить на важные дела! Больше ни слова о делах! Будьте моей женой! Умоляю…

— Только не это!

— Вы мне отказываете?!

Женственность потупила взгляд и смущенно ответила:

— Я всегда ждала этого момента… нужно было только, чтобы вы заметили…

— Что?

— Не «что», а «кого».

— Кого?

— Меня. Только тогда я могу для вас Быть… Попасть в вашу Реальность… Это произошло… Я счастлива. Но не умАляйте меня! Мне так надоело быть для вас последним всплеском света в хвосте пролетевшей кометы… Именно так вы всегда меня воспринимали – только последний всплеск…

— Я был неправ. Я столько упустил!.. Прошу вас…

— Не надо…

Они долго сидели на звездной россыпи, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Мимо пролетали кометы.

Свет воинов

Воины не всегда знали друг друга. Каждый день они куда-то спешили по своим обычным делам, передвигаясь по улицам большого города. Пешком. На автомобиле. В автобусе. Нужно было успеть на работу. В гости. Куда-то еще. Общим было то, что каждый из них в любой момент особенно точно знал, как поступить. Никто из них никогда не сомневался – всегда тонко чувствовал: надо так… или так. Что-то внутри подсказывало своевременным глубинным движением: вот так – хорошо, а так – плохо. Это доставляло удовольствие, жить было приятно, легко и как-то удивительно мягко.

Вокруг люди огорчались, угрожали или хвастались, соперничая друг с другом, терпели боль, жаловались на жестокий мир или открыто проклинали кого-то. Воины, слыша их вопли или стоны, никогда не могли к этому привыкнуть и всякий раз слегка удивлялись: «Неужели они серьезно?..» Но всякий раз тут же спохватывались: «Ах, да! Здесь же так… это у них все на самом деле. Это же «Этот мир».

Такое удивление посещало воинов с завидным постоянством, как человека, который всякий раз, проснувшись, какую-то долю мгновения пытается собрать свое Я, припоминая, кто он и где находится. Воины обычно тут же припоминали, что они не в своем мире, а там, где им положено время от времени быть, чтобы освещать Мрак.

А дома, в Мире Света – никто ни на кого не жаловался, там струились разноцветные потоки радости, все улыбались, и никто не был воином. Они просто Были. Дети там никогда не хмурились, взрослые были полны любви, а разговоры посвящались открытиям, новым произведениям и отважным идеям, которые умножали радость.

Когда кто-нибудь попадал в Подлунный мир, он тут же становился воином, потому что своим светом освещал Мрак, в который было погружено сознание «Этого мира». Подлунный мир даже днем, когда выходило солнце, спал, и если смотреть глазами воина, бодрствовали только некоторые, но большинство из них, если приглядеться, как раз и были воинами. Некоторые люди не спали, пробужденные каким-то событием или кем-то из воинов. Но не провалиться снова в сон умели не многие.

Не спали еще проводники и пророки. Они делали свою повседневную работу, которой требовалось так много, что казалось, они шьют тапочки для муравьев огромного муравейника. Но проводники и пророки делали свое дело настойчиво и кропотливо. Каждый день, даже во сне. Хотя никто не видел, когда они спят.

Воинов было довольно много. Рассредоточившись среди людей, они нередко «натыкались» друг на друга, всегда узнавали своих, но не всегда заводили знакомство. Иногда им было просто приятно постоять в свете другого воина, почувствовать знакомые вибрации радости, которые тот излучает. Они могли обменяться взглядами, немо отпраздновать встречу: каждый – внутри себя. Им не обязательно было кидаться на шею друг другу и в конвульсиях ностальгии вспоминать родной Мир Света. Они светили. Главной доблестью каждого было — поддерживать Основной Поток. «Этот мир» должен был освещаться равномерно. Такой была главная задача воинов.

Иногда воины собирались вместе. По двое, по трое. Иногда их было даже много – целые сообщества. И хотя воины были разного возраста и имели разные характеры, радость всегда заполняла пространство вокруг них невидимым веселым фейерверком.

Собрания воинов были открыты для всех. Но редко кто из людей выдерживал столько радости. Нередко люди, попав на такое собрание, уходили разочарованные и раздраженные, хмуро отыскивая причины своего недовольства. Чаще всего они приходили к спасительному выводу «все они — дураки!» Никто из людей не догадывался, что когда воины дружески смотрели им вслед, и видели темные вспышки вокруг удаляющейся фигуры негодующего человека, они думали: «Все они — будут воинами. Нужно только еще больше Света…».

Маленькая любовь

В потоке эфирных облаков эльфы любили играть в прятки. И те, и другие были разноцветными. Это только на первый взгляд эльфы казались бледными и прозрачными. Но если приглядеться – при свете дня они обретали свойственные каждому из них разные цветные оттенки. Их крылья переливались, пропуская солнечные лучи. Волны эфира струились вокруг эльфов, насыщая мир ароматом волшебных чар. Эльфы дышали этим ароматом, и если его вдруг становилось недостаточно, они творили гораздо больше волшебства, чем обычно, чтобы заполнить живительным благоуханием пространство вокруг.

В этот день эльфы резвились как всегда, весело ныряя в эфирные волны, и подтрунивали друг над другом. При каждом удобном случае они издавали нежные звуки, какие могли бы родиться от прикосновения к незримым маленьким струнам. Так звучали хлопки их крошечных ладоней – они звуками манили друг друга, чтобы потом, хохоча, снова скрыться в эфирных потоках.

На цветочной поляне было много света, и от возни эльфов казалось, что поляна искрится в честь какого-то праздника.

Принц эльфов никогда не участвовал в глупых играх. Он был нелюдим и мрачен. Его волшебная сила во много раз превосходила силы его подданных, и то, что казалось им чудом, ему представлялось детской забавой. Например, он легко мог превратиться в человека. Этого не умел ни один эльф.

Принц не раз исчезал куда-то, оставив вместо себя Урмонта – большого толстого эльфа, своего бывшего наставника. Эльфы всегда подозревали, что Урмонт хоть что-то да знает о том, куда так часто наведывается Принц. И Урмонт всегда поддерживал в выражении своего лица особое таинственное очарование, благодаря которому эльфы продолжали его подозревать.

На самом деле даже старый наставник ничего не знал о похождениях Принца. Когда же Урмонт несколько раз попытался разведать его тайну с помощью чар, то получил целую серию эфирных оплеух в супраментальных ловушках, расставленных остроумным Принцем. Урмонт долго отлеживался после каждой, и вскоре его пыл иссяк. А Принц стал исчезать намного чаще. Страна эльфов теперь подолгу оставалась без законного правителя.

Маленькая Эмея давно вздыхала, влюбленная в Принца. Она была одной из многочисленных придворных красоток. Однако Принц, понимающе глядя на нее, никогда не принимал ее любви всерьез. «Это, наверное, потому что Он умеет становиться большим, а значит, и любовь его может быть огромна, а я — обычный эльф, и моя любовь для него слишком мала», — думала про себя Эмея.

В глазах Принца где-то глубоко всегда таилась не свойственная волшебникам тоска, и никто не мог понять, как она может сочетаться с огромной силой его чар. Эльфы поговаривали, что Принц влюблен в земную женщину, но так как человеком он может становиться лишь на пять минут в день, его любовь обречена быть безответной.

Однажды Эмея принесла Принцу цветочный нектар и, как всегда молча стояла в ожидании его взгляда. Принц не посмотрел на нее. И тогда Эмея решилась на дерзость – она отчаянно взмахнула огромными ресницами и сама взглянула Принцу в глаза. Ее любовь безудержным потоком пронеслась через зрачки Принца прямо в его душу и обнаружила там страшную картину: в тоскливом полумраке Принц лежал окровавленный, а драгоценный меч возвышался над его бездыханной грудью. Рядом стоял Ангел Смерти с бесстрастным выражением в лице. Любовь Эмеи устремилась к Ангелу, и стала трясти его за грудки. Это было слишком неожиданно для такой высокопоставленной фигуры, как Ангел Смерти.

— Не смейте! Не смейте! Не смейте! – кричала любовь, и, хотя ее никто не видел, Ангел раскачивался, как пьяный, немного смущенный не свойственной его должности ситуацией. – Я не позволю забрать его – он самый лучший волшебник! Мы любим его – он наш Принц!

— Но он ничего не может… — беззвучно возразил Ангел Смерти, удивляясь сам себе, потому что он никогда не говорил с посторонними и никогда не нарушал инструкций. – Его велено забрать, иначе своей депрессией он погубит народ эльфов.

— Не верю! – отважно протестовала любовь. – Он нас любит!

— Но он возомнил, что ему нет равных! – непроизвольно возразил Ангел Смерти. – Это очень опасно для окружающих. Это убивает любовь в его душе. И потом – Вы нарушаете инструкции: что Вы делаете в его будущем? Не положено!

— Убивает любовь?.. Тогда я останусь здесь! Я никуда не уйду! Смотрите – меня так много: я заполню все уголки его души!

И любовь Эмеи распространилась повсюду, наполняя внутренний мир Принца цветами и нежным благоуханием.

— Не положено! – возмущался Ангел Смерти. – Он должен любить сам! Никто не сделает этого за него! Прекратите самодеятельность! Идите в свою душу! У меня – время… Вы погубите мою карьеру!

— Карьерист! – весело отвечала любовь, трогая разные струны души Принца так, что они стали исполнять божественную мелодию.

В глазах Ангела тайно промелькнула искорка умиления. Он машинально понюхал розовый цветок, который любовь вложила в его руку непонятно когда, и мечтательно закатил глаза.

«А ведь когда-то и я…- вздохнул он про себя. – Ведь были ж времена…»

Эмея без чувств лежала в объятьях Принца, он едва успел подхватить ее. Внутри его разливались волшебные ароматы и удивительное блаженство – душа наполнялась диковинной чарующей музыкой. Девушка, которую он держал на руках, отчего-то казалась дороже всего на свете, а какая-то едва различимая фигура с темными крыльями медленно удалялась, самозабвенно размахивая розовым цветком, как дирижер — палочкой.

Йики Лев

Он был большой и сильный. Многочисленные цветные фрагменты в его ауре выдавали недюжинные способности. Он мог создавать миры, перемещать фракталы Вселенной в новые пространства, мог изменять ход времени, соединять-разъединять потоки судеб, сплетать нити жизни в причудливые невиданные варианты. Звали его Йики-лев.

Он не помещался ни на одной планете. Где бы не совершал он посадку, еще только сложив могучие прозрачные крылья и привычно пикируя на придирчиво выбранный ландшафт, он начинал ощущать тесноту. Сидя на огромной равнине в позе лотоса, он был не полностью виден аборигенам: только – голова. Она сияла как золотистый шар, им казалось, что либо огромная шаровая молния сошла с ума и зависла над равниной, либо с ума сошли они – и им все это кажется.

Пополнив запасы праны из местной атмосферы, он в несколько шагов обходил планету, машинально подправляя ее геомагнитные аномалии, судьбы и экологическое равновесие. В целом можно было бы остановиться на любой из планет. Просто отдохнуть от скитаний, ненавязчиво со-творить местному населению – ну скажут пара пророков, что пришло Новое время. Так что с того? Зато – отдохнул бы, поправил работу своих меридианов – давно чего-то пошаливают. Но нет – везде было тесновато. И дело было не только в этом.

Оседлая жизнь для звездного дракона – вещь необязательная. Однако у всех наступает в жизни период, когда хочется иметь именно свой дом. Доблесть небесного скитальца превращается в навязчивый сценарий. В нем остро не хватает чьего-то доброго слова, теплого взгляда и заботливого вздоха… Сценарий требует изменений.

«Почему я такой большой? — впервые задался он вопросом.- Мог бы легко жить на Ориконе, Гире или Бетлигеншире. Там такие стихиали! Эти огромные полуразумные сущности бесконечно творят чудесные облака – можно веками любоваться на их живые картины, погружающие в нирвану! Или, например, почему мне не по размерам Доромогон? Там большой планетарный океан. Можно было бы не вылезать из его ауры – все равно, что жить в питательном желе. Нет, я должен похудеть! Орикон или Гира, но мне пора обзавестись своим биоценозом! Пусть и эфирным. Пора, пора… Сколько можно одиноко глотать звездную пыль?»

Дракон погрузился в медитацию. Ему привиделась космическая воронка, в которую он стал спускать часть своего астрального вещества. Несколько столетий пролетели как миг. Открыв глаза, Дракон ощутил бодрость и прилив сил. Он легко взмахнул крыльями, но при этом почему-то сразу наткнулся на оба края Вселенной.

«Этого мне не хватало! Я вырос! Стал еще больше! Не помещаюсь в собственной Вселенной!» — дракон оглянулся. Он сидел внутри своей Вселенной как птенец в яйце, и явно не помещался в этой космической утробе. Голова уже выглядывала за ее пределы – вокруг простирались несчетные мириады Вселенных, а между ними – бархатно-черные вакуумные пространства.

Что-то громадное дружелюбно нависло над ним.

— С днем рождения! – раздался до боли знакомый звук. Он был похож на клекот. Дракон всегда слышал его, где бы не пролегали его пути. Он так привык к нему, что стал считать его урчанием в своем животе.

— Мы ждали тебя много эпох! – теперь звук был более низким. Он напоминал гул, который сопровождал космические взрывы много тысячелетий спустя.

Это были его родители – два межгалактических крылатых божества глядели на него с умилением. Он открыл рот, чтобы объяснить им, что он абсолютно взрослый и не нуждается ни в какой опеке. Но вместо собственного голоса вокруг распространились колебания такой силы, что несколько ближайших Вселенных тут же взорвались, оставив только млечные пути из остатков вещества…

— Осторожней, сынок! Тебе еще многому нужно научиться, — ласково сказал Отец.

— У тебя все получится, только не спеши – впереди Вечность, — успокаивала Мама.

Странная дева

Дева шла по улице в элегантных светлых джинсах, с изящной сумочкой через плечо. Она едва сдерживала радость, которая плескалась в груди веселым летним фонтаном. Душа пела о том, как хорошо жить, какое чудо – все вокруг, как важен каждый поворот улицы, каждое лицо навстречу! Это никогда не получалось передать словами, счастье распирало изнутри, сияющую улыбку невозможно было сдержать – она выпрыгивала из глаз, срывалась с губ, незримо сияла далеко вокруг.

Примерно так переживали расставания все Девы. Они радовались и встречам, и расставаниям. Излучение счастья было их эмоциональным фоном, на который накладывались остальные повседневные чувства. Радость и счастье, исходящее от Девы, окатывало прохожих мощной волной, поэтому люди любого возраста и пола невольно обращали внимание на обыкновенную девушку, идущую им навстречу, вопросительно вглядываясь в ее черты и не отдавая себе отчета, почему они это делают. На самом деле –вибрации чистой радости в этот момент пробуждали и будоражили их сознание.

Свернув в переулок, Дева вдруг особенно ясно почувствовала будущее. Оно как бы приветливо помахало ей, многообещающе прищуриваясь, и – растворилось в солнечном луче.

Расставаясь с любимым, каждая Дева на время получала неограниченный доступ к питающему ее Потоку Дев. Так должно было продолжаться, пока Дева не встретит другого избранника. С момента новой встречи Дева снова начинала получать энергию в большей мере — через суженного. Пребывать в потоке мужчины, сохраняя связь с Потоком Дев так, чтобы эти потоки творили вместе, было не просто, и Девы специально овладевали этим искусством на первых уровнях обучения.

Поток Дев подчинялся Мирам Великой Женственности, питающим все женские сущности от богинь до воплощенных женщин. Феи, Девы, Нимфы были ученицами богинь, и нередко стажировались в земных условиях.

Дева свернула в переулок, уверенно открыла деревянную дверь офиса. Войдя внутрь, она попала в тень и прохладу, и вдруг почувствовала себя немного уставшей. Прямое питание от Потока Дев с непривычки казалось слишком интенсивным. Здесь, в уютном офисе, где она работала простым клерком, можно было перевести дух и собраться с мыслями.

Посетителей было мало, привычные разговоры мирно жужжали, педантично выметаемые трудолюбивыми минутами. Вдруг Дева, привыкшая каждый день видеть скучный тонкий мир офиса, представлявший собой несколько вялых полувамиров и мелкую астральную нечисть, напрягла внутренний взор. В углу возле шкафа с архивными документами неожиданно проявился ее Домовой. Он заполнил невидимое пространство лохматым темным овалом. Глаза его сверкнули взволнованно и укоризненно.

— Ты-то что тут делаешь, Шуршик? – мысленно спросила она. Шурш  был ее любимцем. Она прозвала его так за привычку шуршать, когда он был недоволен чем-нибудь, особенно — ее поступками.

— Макс собирает вещи…- Шурш заплакал бы, если б умел. Но Домовой был способен только на жалобный взгляд.

— Я знаю, — телепатировала в ответ Дева, нервно перелистывая рекламную подшивку. – Ты-то чего всполошился? Он твое что-нибудь взял?

— Нет! Ты не понимаешь! Он…

— Что «он»? – перебила Дева.

— Плачет… — Шурш издал несколько характерных звуков.

Дева хорошо знала, что это значит. Под воздействием молодежного потока, который терпеливое время несло вместе с уймой других вибраций, она иногда любила «оторваться», и тогда действовала так, будто ее  практика в этом мире – дело не очень серьезное. Она могла «играть» со временем: прокрутить его то  вперед, то назад. Могла создать ситуационную петлю, и тогда события просто повторялись, и  ничего нового не происходило… Такие шалости забавляли Деву. Только Домовому, приглядывавшему за ней в этом опасном мире, такое «баловство» давно не нравилось. Свое недовольство он выплескивал, целыми днями шурша в разных углах квартиры, которую она снимала. Шурш был не только ее астральным опекуном. Он охранял ее,  отвечал перед Высшими Учителями за успешность практики и относился к  подопечной с пристрастием любящего деда. Домовые — добрые сущности. Порой они так привязывались к своим «курсантам», что оставались с ними на всю жизнь и отказывались от своих переходов в другие эволюционные формы.

Шурш давно предупреждал Деву, что забавы не доведут ее до добра. И теперь он упрямо занял оборону в углу около шкафа, впервые решив не уступать.

— Он плачет по твоей вине! – голос Шурша укоризненно скрипнул.

— Я тут не при чем, — Дева захлопнула рекламную подшивку, показывая, что не очень хочет говорить об этом. – Он опять сказал, что я ему не доверяю… Что мне, признаться, что вижу темные мысли в его ауре? Считаешь, надо сказать, да? Что молчишь, мой Великий Учитель?

— Чего ты пенишься? – Шурш шептал, хотя никто не мог его  слышать и видеть. – Злишься, значит не права. Ты Макса-то любишь? Они бы растворились, эти его темные пятна, если бы ты регулярно посылала ему поток чистой любви! А у тебя что на уме? То клуб тестируешь, то кино. То какую-то подругу тебе надо срочно переместить во времени – там она, видите ли, в параллельной временной петле удачно с парнем познакомится… А твоя собственная курсовая? А? Когда будешь ее делать, потом? Максимом, спрашиваю, кто должен вместо тебя заниматься? Для других она знает, как создавать гармоничную любовь, а для себя? Мне, что ли, вместо тебя строить счастье с Максимом? Он у тебя — уже третья попытка. Сколько можно иметь хвосты?

— Надоел! Ты что должен делать? Меня охранять. А в учебу не лезь. Кого хочу, того люблю!

— Сил же нет смотреть! Тебя же не допустят к экзаменам! Говорю последний раз – отпрашивайся с работы, звони Максиму. Все в два счета еще можно исправить, не будь дурочкой! Он же любит тебя! Помирись – и курсовая в кармане! Хватит выпрыгивать в основной поток! Поток Дев — это проще всего! Ишь  шустрая: чуть что –  в Вечный Праздник! Чего ты боишься? Сама научись ему доверять! Попробуй творить в его энергиях! Тебе терять нечего. У тебя любви вон сколько – хоть улицы мой! Для такого парня любви пожалела? Убери в Душе пробку обиды – и любовь потечет рекой, не только Максу — всем людям хватит!

— Ладно, успокойся! – Дева отпустила Шуршу шалабан и набрала номер Максима. Выглядело это так, будто она кинула что-то за шкаф, а затем — включила мобильник.

— Макс, это я… — в трубке сгустилась напряженная тишина. Шуршик, довольный, уже сидел на шкафу и отбивал по его поверхности любимое танго.

«Да тихо ты!» — швырнула в него Дева веселой мыслью.

— Макс, ты это… может, зайдешь за мной на работу? Мне нужно тебе что-то сказать…

В трубке долго собирались, потом раздался спокойный голос.

— Мне тоже нужно… Ты когда освободишься?

Посланник

Лесная Нимфа жила у чистого озера и любила петь на рассвете. Местная нечисть, заслышав нежный звук ее голоса, разбегалась, кто куда. Нимфа искупавшись, выходила из озера, очарованно оглядывала знакомую Поляну и, радуясь первым лучам добродушного Солнца. Она издавала звуки, похожие на звон капели или напев маленького ручья. Солнце по-матерински направляло на нее один из своих больших лучей, и Нимфа грелась в его щедром потоке, напевая одну из незамысловатых мелодий.

Лес всегда терпеливо ждал пробуждения Нимфы. Он по-отечески глубоко вздыхал, с тайным восторгом наблюдая за счастьем любимой дочери. Он незримо оберегал ее и никогда бы не допустил, чтобы кто-нибудь обидел его красавицу. Так продолжалось веками, и ничто не могло изменить этой скрытой от посторонних глаз семейной идиллии.

Мудрость Солнца и Леса, их неистощимая нежность и вечное благословение были для Нимфы неиссякаемым источником любви и спокойной радости. Ее душа не знала боли и горечи, гнев никогда не касался ее своим мрачным крылом. Напротив, зло бесследно растворялось в ее присутствии. Даже бури и ураганы могли бушевать над поверхностью лесного озера, только когда Нимфа сладко спала на его дне в мягкой постели из водорослей.

Однажды Нимфа плела венок на Поляне, негромко напевая. Скромные Цветы кивали головками в такт ее мелодии. Вдруг в небе над поляной появился большой Орел. Он кружил, долго не решаясь сесть на землю, будто раздумывал перед тем, как что-то сказать. Наконец, Орел спустился и сел рядом с девушкой, глядя на нее бусинками немигающих черных глаз. Нимфа подошла к гостю и спросила:

— Ты в первый раз в наших местах? Что привело тебя? Голод? Или ты ищешь место для своего гнезда? Я буду рада твоему соседству.

— Иногда орлы заняты более серьезными делами, чем поиски жилища или еды. Я – Посланник. Меня просили передать, что тебе угрожает опасность… В этом лесу скоро появятся люди… При них ты не должна выходить из озера!..

— Но никто не знает сюда дороги. В этот Лес не может попасть ни одно живое существо – он нереальный!

— Так было много веков подряд. Но за это время люди научились пронизывать пространство и выходить в другие измерения. И не всегда с лучшими побуждениями… В вашем пространстве — такая концентрация любви и радости, что оно сияет между мирами, как солнце. Его видно издалека. Пространство любви притягивает «туристов»-любителей. Прогуливаясь по измерениям с помощью медитаций или особых веществ, а кто – и благодаря врожденным способностям, люди уже не раз подходили очень близко… Только большая местная концентрация любви удерживала их от вторжения – эти вибрации людям выдержать не легко. Но они упрямы. Они придумали такие отражатели, которые работают как скафандры для космонавтов. Информационные отражатели могут защищать людей от высоких вибраций и однажды позволят им проникнуть сюда!

— Что может случиться, если люди появятся здесь?

— Если человек не вполне готов к вибрациям любви и радости такой высоты, как здесь, он может потерять свое Я, оказавшись в вашем Лесу. Высокие вибрации просто растворяют человеческое Я. Это может привести к катастрофе!

— Что ты имеешь в виду?

— Люди всё на свете сравнивают с собой: что-то лучше них, что-то хуже. Их Я служит мерой, неким эталоном. Так они ориентируются в мире. Если человек теряет свое Я, ему не на что опереться! Но можно представить, что будет делать такой человек! Он станет хватать все, что попадется под руку, и пытаться сделать из этого свое Я! Что, если этим «чем-то» окажешься ты? Или твое волшебное озеро? Или даже весь Лес?!

При этих словах деревья глухо зашумели, а Цветы испуганно повернули свои скромные головки в сторону леса.

Нимфа задумалась. Орел молчал, слушая гул деревьев.

— Лес разгневан. Этого следовало ожидать, — спокойно сказал Орел.

— Что будет дальше, когда человек поместит нас в свой внутренний мир и сделает своей опорой? – спросила Нимфа.

— Он погибнет. Думаю, столько любви не поместится ни в одном человеке. А ты и твой мир можете оказаться в плену у погибшей Души. Этого нельзя допустить! Пойми же, люди не любят менять свой внутренний мир: если они что-то туда поместили – считают своим навеки. Даже уже погибшая Душа будет вечно маяться, но не выпустит тебя на свободу.

Неожиданно Нимфа захохотала. Она никогда еще не смеялась так весело и задорно. Орел в недоумении посмотрел на нее. Он знал очень много. Даже то, чего не знала вечно юная Нимфа. Ему на мгновение показалось, что ее легкомыслие неуместно. Но тут же он вспомнил, что лучше никого ни с кем не сравнивать – это чисто людская слабость. Теперь Орел с интересом взглянул на смеющееся лесное дитя.

— Прости, если я покажусь тебе дерзкой. Но ты принес мне совсем другое послание! Я должна сама идти к людям! Вот что ты сказал мне на самом деле.

Орел встрепенулся, расправив огромные черные крылья, но тут же сложил их.

— Упрямишься, как девчонка, а тебе уже много веков! Твое любопытство погубит тебя!

Орел обиженно взмыл в небо и стал кружить над белокурой головкой. Нимфа засмеялась еще звонче. Она повернулась в сторону Леса и склонила голову набок.

— Ты это здорово придумал! – крикнула она Лесу. — Ты так любишь меня, что забыл о моем предназначении! Я должна быть Любовью в душах людей… Именно этого им не хватает! Я уже большая – даже твой друг в этом согласен со мной! — она подняла голову и приветливо помахала улетающему Орлу. — Я больше не могу оставаться нимфой – мне пора…

Лес заволновался, хотя ветра совсем не было. Он протягивал дочери сильные ветви, ластился травами к ее ногам…

— Ты самый лучший, — шептала она. – Но мне пора…

На поляне появился Человек. Он был растерян, и щурился от света. Человек улыбался. Девушка подошла к нему и вошла внутрь человека. Там было тепло, но неубрано. Она создала там гармонию — посадила цветы, создала волшебное озеро и любящий лес, поселила в лесу юную нимфу, и — отправилась дальше. Людей было много.

Удачная оплошность

— Да, любимый, встретимся, как договорились! – Берегиня положила трубку радиотелефона.

Она сидела перед большим окном, рассеянный солнечный свет наполнял уютную комнату покоем и умиротворением…

Конечно, их экспедиция в Этот мир в целом протекала не плохо. Но как понять ее последнюю личную оплошность? Или это была не оплошность? Деве нужно было немного времени, чтобы собраться с мыслями.

Берегини и хранители приходили в Этот мир с определенной целью. Они защищали людей, выявляя в их информационных полях «подселенцев». Так на рабочем сленге назывались темные сущности, которые охотились за людьми с утра до вечера.

Работы было много. Проходимцы из низшего астрала могли в любой момент подселиться к человеку, возбуждая в нем зависть, ревность, мысли о выпивке, непомерных любовных утехах или воровстве. Все связанные с этим людские эмоции они тут же жадно поглощали, громко чавкая и плюясь. «Подселенцы» снова и снова подталкивали своего носителя к нужным им действиям, даже если тот пытался упираться изо всех сил.

Но низкочастотные астральные твари были не единственными представителями информационной мафии. То тут, то там сновали демоны, еще более изощренные в коварстве подселения. Будучи профессионалами, они действовали тонко и с какой-то дьявольской эстетикой: человек совсем не ощущал их присутствия. Им даже не приходилось сидеть у него на левом плече, как этим плебеям-астралам. Они просто нашептывали своему носителю разные гадости о других людях, пользуясь при этом его личным речевым стилем — языком его собственных мыслей. Человеку начинало казаться, что остальные люди глупы, тщеславны, бездарны и амбициозны; хорош только он один – невинная жертва невыносимых придурков; но он еще им всем обязательно покажет!! Последнее было главным трюком в высшем гипнотическом пилотаже демонов. После такого поворота мыслей человек действительно переходил к некому воспитательному шоу – с удовольствием начинал «показывать» другим людям их грязное нутро: с утра до вечера осуждал и обесценивал окружающих, обвинял их во всех смертных и бессмертных грехах, успешно разоблачал, мстил и даже клеветал на них самыми изысканными способами.

Причем все происходило так, что иным потерпевшим поначалу даже казалось, что с помощью критики им помогают духовно расти. Только потом, гораздо позже люди начинали недоумевать – почему на душе так гадко и почему от общения с тем милым человеком осталось ощущение, будто он угостил тебя…да, тем самым, что вы подумали… Демон при этом получал истинно дьявольское наслаждение – демонические духи очень любили впитывать эманации грязных чувств и мыслей, оставаясь при этом в тени. Они язвительно называли это «тенью Райского дерева…»

Берегиня думала о возлюбленном. Он был талантлив, энергичен, и как ей казалось, близок к ее идеалу. Когда берегини встречали своих суженных в Этом мире, чаще всего их избранники оказывались хранителями, витязями или воинами. На этот раз случилось иначе. Избранник Берегини был бесцветным магом. Но берегини всегда окрашивали мир вокруг себя в божественные краски. Поэтому отсутствие цвета в возлюбленном ее не смутило, она решила просто подождать.

С первого мгновения ее смущало в нем только одно – родинка на его щеке в виде пяти точек. Она была похожа на давно забытый ею знак. Берегиня всегда хотела вспомнить, что значит эта метка, но ничего не вспоминалось.

Любимый дарил ей много энергии. Ласковый поток его излучения всегда отвлекал ее, и она подолгу парила в его вибрациях, забывая обо всем. Ей даже не хотелось отдавать себе отчет, что в последнее время поток стал несколько иного цвета, и нес уже совсем не те вибрации, что поначалу.

Берегиня почему-то долго не замечала в потоке новую информационную волну, код которой в приятном ритме посылал ей сигналы о том, что она, может быть, вовсе и не берегиня, и что ее волшебная сила, может быть, вовсе не такая уж и волшебная…

Наконец, Берегиня заметила изменившийся спектр в потоке любимого … «С ним что-то не так… Похоже, у него неприятности. Надо ему помочь», — подумала она и прицельно использовала сразу несколько целебных атак, так, чтобы уж наверняка.

Она все еще продолжала визуализировать фантом своего суженного, когда вдруг… он раскрылся, как футляр, и оттуда повалил… черный дым. Как только Берегиня откашлялась, из дыма показалось заспанное лицо одного из печально известных падших ангелов. Крылья его были черными, а на правой щеке красовалась родинка в виде пяти точек. Ангел выглядел обиженным и недовольным: его только что разбудили.

— Так вот, оказывается, что!!! — воскликнула Берегиня.

Она знала, что Черный Ангел, несмотря на заспанный вид, прекрасно слышит ее.

Падшие были давно изгнаны с высших этажей Мироздания и облюбовали для своих неуемных амбиций Этот мир. Он привлекал их свободой воли — они могли веками смущать людей своей огромной неземной силой, на фоне которой люди казались себе ничтожными муравьями. Черные Ангелы бывало даже исцеляли людей в обмен на разные человеческие услуги, но никогда не делились с ними ни силой, ни умениями, наслаждаясь чувством безграничного превосходства. Падшие делали в Этом мире, что хотели, и полагали, что здесь они веками могут оставаться безнаказанными.

— Ну и ну! Вот так встреча! – крикнула Ангелу Берегиня. — Что ж, будем знакомы! Мы прибыли на эту планету ради вас. Мы хорошо обучены противостоять вам и таким как вы!

Она видела Черного Ангела впервые, и это вызывало у нее боевой азарт.

— Ну и много напротивостояли?.. — вяло огрызнулся Ангел, зевая.

Он пытался сложить свои черные крылья и вернуться в фантом «своего» человека, но почему-то никак не мог сосредоточиться.

— Мы не позволим вам вселять в души людей чувство ущербности и неполноценности! – Берегиня старалась не дать Черному Ангелу настроиться на вибрации фантома. — Вы питаетесь людскими страхами. Прости, мы пришли посадить вас на диету.

— Ты мне мешаешь, — презрительно бросил Черный Ангел.

Девчонка казалась ему назойливой мухой, мешавшей спать. Да и фантом человека, всегда такой податливый, сейчас почему-то не открывался… Это начинало сердить падшего.

— Мы научим людей самостоятельно справляться с их проблемами, откроем им возможности, данные Богом! И вашим станет нечем хвастать!

При упоминании о Боге Черного Ангела передернуло. Он с еще большим усердием попытался сконцентрироваться, чтобы вернуться в фантом.

«Да, видно я еще очень наивная, раз до сих пор неразглядела так близко одного из Них, – подумала Берегиня. — Буду впредь больше доверять себе. Надо же – не верить своим глазам! Именно они всегда спорили со мной, постоянно напоминая о пяти точках… Теперь ясно – это же знак изгнанника!»

Черный Ангел кое-как сосредоточился и усилием мысли развернул к себе фантом самым удобным образом. На лице его была досада, будто его подняли по ложной тревоге. Если падшие чего и боялись, то только Божьего гнева.

— Спасибо, что открылся! Твои будут смеяться… – продолжала дерзить Берегиня.

Падший приостановился и на этот раз с любопытством поглядел вниз. Берегиня выглядела для него как небольшое белое сияние, извергающее в его сторону такие же белые протуберанцы.

«Видно, я перекормила его облаками Божественной любви. Он опьянел и заснул в фантоме, поэтому на время оказался без прикрытия», — Берегиня хихикнула.

— Все-таки есть в тебе что-то человеческое…

Черный Ангел решил устранить «назойливую муху». Закрывшись фантомом, он прицелился в нее световым мечом. Берегиня невозмутимо продолжала:

— …твой носитель, например… Хороший был парень… пока ты в него не вселился!.. — Падший сделал пару метких выстрелов. — Дева отразила их эфирным щитом.

Ангел мысленно плюнул и снова попытался улечься в фантом. Однако теперь эта задача оказалась ему не по плечу в буквальном смысле слова – сияние любви, идущее от Девы, постепенно увеличивало его в размерах, и он уже не помещался в фантоме. Черные Ангелы вообще плохо переваривали Божественную любовь.

— А, не помещаешься! – веселилась Берегиня. — Мы обязательно нейтрализуем вас всех, можете не сомневаться!!!…

Берегиню распирала неуместная во время боевой операции радость. Она воспользовалась очередным замешательством Черного Ангела и быстро облачила фантом любимого в световой скафандр. Все еще мучимый сонным дурманом, Черный Ангел поклялся себе разделаться с ней, как только окончательно проснется.

— Скоро люди станут сильны и здоровы, научатся сами управлять своей жизнью! Вам не удастся держать их в зависимости! Они станут неуязвимы для вашего влияния! – тянула время Берегиня.

Наконец, она услышала характерный хлопок в воздухе. Ангел слегка вздрогнул.

Прибыла группа захвата. «Ну вот, моя миссия закончена», — подумала Берегиня…

Освобождение людей было делом хранителей, витязей или воинов. На этот раз прибыли два хранителя и пожилой воин.

Черный Ангел, увидев информационную полицию Вселенной с хранителем во главе, немного протрезвел и попытался сделаться невидимым.

— Что у тебя? – устало спросил Берегиню старший, пока остальные быстро разматывали астральную сеть, едва мерцавшую в их ловких руках.

— Черный Ангел, — ответила Берегиня и внутренне приготовилась к реанимации любимого.

— Ничего себе, уловчик! – парни были искренне удивлены.

Обезвредить Черного Ангела считалось большой удачей. Все знали, что это премировалось дополнительным отпуском в Свой мир.

Сериал «Жизнь тела»

Опьянение

Жидкость, невидимо сияющая глубоким темным светом, надменно проследовала внутрь, и с Организмом стало твориться Нечто.

Сигналы, которыми клетки обменивались ежесекундно, разбивались теперь о резкие и грубые низкочастотные вспышки. Чтобы снова собраться, им требовалось время, поэтому они приходили с неизбежными опозданиями. Клетки заволновались, их состояния разнились от недоумения до истерики. Обычно каждый Сигнал всегда вовремя и предельно точно подсказывал, что именно делать каждой клетке. Когда Сигналы стали запаздывать, клетки тревожно затараторили наперебой, спрашивая друг друга: «Где наши? Что делать?». Эта суматоха заполнила все внутреннее пространство, и обалдевшие Сигналы больше не чувствовали себя такими уж важными: они не сразу находили себе место в этом ажиотаже и тревожной неразберихе…

Сердце учащенно забилось. Оно не понимало, откуда такая гонка? Страха поблизости не было, а то, что нещадно гнало вперед, напоминало безумного носорога, которому уже все равно, раз его разозлили. «Гоняют вхолостую, — недовольно ворчало оно на бегу. – Какой тут ритм? Очень не хотелось бы узнать, как работают мои тормоза!»

Зато Мозг блаженно тормозил, считая себя в оплачиваемом отпуске. Было почему-то не важно, какое время года и который час. Это его особенно веселило. Надоело! Сколько можно быть бесконечно отзывчивым калькулятором? Ведь никакой благодарности! То – то им, то — это! Какое блаженство – ничего не учитывать, ничего не знать, никому не быть должным!..

Печень тяжело напряглась: в нее вонзились тысячи невидимых иголок. Они тонко пылали и жгли ее изнутри. Хоть это было и не впервой, и она обычно за несколько дней с усердием превращала эти маленькие стрелы в спокойное голубоватое свечение, на этот раз ей особенно нестерпимо хотелось объявить давно приготовленный ультиматум: «Делаю — в последний раз! Повторится – ищите себе другую печень!»

У почек был полный аврал. Они спешили скорее перегнать «ВСЕ ЭТО» и вывести наружу. Их усилия походили на работу нефтеперерабатывающего завода – нечто, светящееся глубоким темным светом, угрожающе вливалось в них, и вскоре выливалось, будучи таким же темным и надменным. Почки невольно чувствовали себя виноватыми. Они понимали, что, по-хорошему, перегонок должно бы быть много – но куда там. Неумолимый темный поток валил, грозя затоплением и не давая передышки.

Мышцы плыли в нирваническом полете – им казалось, что гравитация съехала с катушек и перепутала верх и низ. Они пробовали свои силы в новых условиях, и в целом им нравилось, но что-то все же вызывало недоумение… Почему иногда их неожиданно тянуло в сторону или вбок? Хотелось как-то договориться, но с чего начать, было трудно определить на лету…

Кожа непрерывно выбрасывала все, что было под силу ее скромным очистным сооружениям. Она понимала, что задача не для нее, но хоть как-то помочь Печени она старалась изо всех сил. «Если старуха не выдержит – она заставит меня покрыться пятнами. Этого я не переживу!» — лихорадочно думала кожа, обливаясь едким потом.

Больше всех не узнавала себя Кровь. Она понимала, что нужно бежать, но все время старалась безуспешно вспомнить, что и для кого ей нужно взять с собой. Машинально она прихватывала что-то по дороге то тут, то там, но фактически это делал за нее кто-то невидимый. Он представлялся ей быстрым светящимся потоком, который всегда был ее основой. Обычно она не видела его – только чувствовала. Он заряжал ее бодростью, и делал ее работу легкой и автоматически точной. Теперь же, погруженная во что-то темное, она была разлучена с этой сияющей силой и, как ей казалось, должна была помнить всё сама… Воспоминания о прежней легкости предательски дразнили как волшебный сон, который, к ее растущей досаде, медленно растворялся во времени…

«О, как много бы я отдала за пробуждение!» — подумала Душа, погружаясь в плотную душную субстанцию, которая уже жадно чавкала над ней…

Сериал «Жизнь тела»

Возвращение

Организм натужно крякнул, и что-то прозрачное и до боли родное снова уютно расположилось в нем, как это всегда было раньше, когда он был жив. Это что-то как бы толкнуло его изнутри изо всех сил. Толчок был сильным и мягким одновременно.

Клетки заликовали. Все, что последние двадцать минут предательски заканчивалось – живительные жидкости, несущие множество питательных веществ; всегда точные и ловкие электро-магнитные импульсы и Она – эта всегда такая понятная радостная сила, бьющая фонтаном из каждой клетки, — все это вдруг снова толкнулось, нахлынуло и завибрировало неистовым победным кличем: «А-а-а-а!!! О-о-о-о!!! Живем!!!»

Кровь, разгоняясь, снова текла по артериям и венам, забирая с собой страхи и сомнения клеток. Она сносила весь этот мусор в вены – там он в ускоренном темпе превращался теперь в простые низкочастотные энергии, уходящие куда-то вниз и вправо. Только что испытанный смертельный страх, казалось, быстро превращался в простую пульсацию теплой крови.

Таинство этого превращения поражало и радовало сердце – ему досталось больше всех. Оно еще не нашло своего привычного ритма, но его сокращения постепенно становились все более уверенными и точными.

Кровь заметно повеселела. Ее работа опять нравилась ей: она поила и отпаивала, успевая в суматохе передавать последние новости, разносить запоздалые приветы, утешительные сообщения, и даже — любовные признания отдельных клеток, тканей и органов друг другу. Но главное – она несла этот ликующий победный клич: «Живе-е-ем!!!» Жизнь опять стала представляться крови праздничным круговоротом. Теперь она четко понимала: главное – успеть! Веселый нрав и раньше всегда поддерживал бодрый дух крови. Например, она могла почти мгновенно принести столько лейкоцитов к воспаленным тканям, что через несколько минут воспаления как не бывало! Ее всегда радовали эти целительные марш-броски. Глубинная природа крови позволяла ей постоянно находиться в каком-то неистощимом потоке радости. Теперь же кровь неслась по артериям и венам с такой любовной скоростью, что становилось ясно: сейчас она справляется с задачами, с которыми ей и не снилось справиться в обычном жизненном ритме.

Волосы снова стали принимать излучение Космоса. Раньше они никак не могли убедить мозг обратить на него внимание. Он всегда был упрям и обычно ничего не хотел знать о Космосе: ему почему-то всегда казалось, что Космос – это «далеко и не правда». Но сейчас, пробуждаясь, он, не раздумывая, впитывал тончайшие вибрации, поглощая их с такой жадностью, что волосы еле успевали передавать мозгу этот шквал сигналов. В мозгу между нейронами появились совершенно новые связи. Они искрились и напоминали иллюминацию, поддерживая общее ощущение праздника.

Кожа вновь чутко улавливала настроение окружающей среды. Оно было не совсем привычным. Кожа пыталась осознать, пропускать ли внутрь организма некоторые непонятные сообщения, но пока она раздумывала, они сами неумолимо просачивались, и кожа от этого незаметно морщилась. Вскоре, обработанные мозгом, идущие снаружи новые импульсы были определены как возвращение нормального температурного баланса, и кожа невольно успокоилась.

Мышцы были расслаблены. Еще ничто не предвещало возможности двигаться. Импульсы мозга пока не добежали до мышц, и тем оставалось пассивно принимать суматошный поток заботливой крови, несущей много гостинцев — все в организме старались помочь им, спешили поскорее обеспечить их горючим. Эта щедрость и веселая суета, сделала, наконец, свое дело – мышцы, переполненные разрядами и этой вездесущей сумасшедшей радостью, стали пробовать себя в легких подергивающихся движениях.

Организм, почувствовав себя в безопасности, заурчал, как довольный сытый кот, излучая в этот мир все больше и больше тепла и – все больше и больше ни на что не похожей таинственной энергии, умиротворяющей все внутри и снаружи.

«Теперь все будет иначе!» — вздрогнула от неожиданной мысли Душа.